redmouse
Большое озеро замерзало. Начинался порывистый холодный ветер.Наверное, у такого ветра есть даже название, он всегда дует, впуская зиму. Мелкие колючие льдинки на поверхности воды сбивались в комки. Паромная переправа затихла, на берегу валялись дорожные знаки, которые скоро вморозят вдоль дороги по льду пролива.
Ласточка видела высоко над собой вмороженные в прозрачный лед столбики этих знаков, но не знала, что на них изображено. Уже сорок пять лет она лежала на дне. Раньше Ласточка была оранжевой, она никогда не бывала битой и очень любила взбираться на крутые горки.
Осенью очень рано темнеет. Солнце глядело сквозь чистую воду, проверяло, все ли в порядке на его планете. Потом оно уходило за хребет спать. А Ласточка раньше спала в гараже из кирпича. Сегодня солнышко не послало ей тусклый вечерний привет, зато стремительные серые тучи махали ей пухлыми руками: "Выходи, выходи, у нас сегодня шоу!" Ветер легко гнал их, веселых, черно-серых лохматых гор, ветер перемешивал воду над Ласточкой. Льдинки с поверхности оказывались на глубине и попали в ржавое сердце Ласточки, и от колыханий воды она вздрогнула и стала медленно всплывать.
До берега было далеко. Было совсем темно. Ласточку прибило к уже крепкой льдине у самого берега. Впервые за долгие, мокрые годы Ласточка встала на все четыре ноги.Оглядев себя, она нашла свою каучуковую обувь почти невредимой. Неустанные поколения маленьких рачков не тронули твердую резину. Когда Ласточка сошла с конвейерной колыбели, для таких красоток, как она, делали отличные шины. Был цел и стеклянный лоб, и, вроде, желудок-бак. Ржавая стрелка показывала, что в баке есть бензин! Но нет, не бензин это. Это вода со льдом - подарок шторма."И я, пожалуй, тронусь в путь!" - решила Ласточка.
Она стала легкой, как пушинка. В юности она весила тонну. Но вода, время и рачки забрали у нее почти всю "начинку", раскидали все мелкие детальки, разорвали салон, унесли руль, погнули крышу, помяли крылья. Ласточкино железо стало тонким, как бумага. Но она ехала, снова ехала на своих колесах!
"Молодец, Ласточка!" - шептали, шлепаясь на ее капот мокрые снежинки.
Настала глубокая ночь, когда Ласточка добралась до берега. Далеко мелькали огоньки фар. Как же давно она не видела других автомобилей, не видела дорог, гаражей... В памяти шелохнулось ощущение собственной скорости, когда она летела по асфальту, гордо улыбаясь неуклюжим грузовикам и поддразнивая неповоротливые автобусы.
Сейчас у нее не было фар. Ласточка не могла обозначить, что она жива, едет и видит другие машины и приветствует их. На берегу валялся кто-то ржавый. Тихий ломкий скрежет ржавчины ни с чем не спутать. На дне рядом с ней изо дня в день были ее ржавеющие собратья - в том проливе многие тонули. Кто-то тонул со своим водителем. Но здесь, на берегу, лежал и ржавел не автомобиль.
- Эй... - тихо лязгнула Ласточка.
- Мммм.... - отозвалась груда ржавчины.
- Ты что, тоже выплыл?
- Я? Пожалуй, да. Выплыл... Навсегда...
Это был катер.
- Что ж ты лежишь? - Ласточка рассматривала еще не очень старого, но дырявого от дождей и снега катера. - Тебе плавать положено! Е-Н-И-С-Е-Й. - вслух прочитала Ласточка надпись на провалившемся боку.
- Хозяин умер лет двадцать назад. Горючки не той он попил. Вот и остался я один. Нынешние хозяева дома все хотели в лом сдать меня, да забыли. Все откладывали на потом... А тебя как звать?
- Меня Ласточкой звал хозяин. А его знакомые всяко звали. И Копейкой, и Единичкой, и Жигулёнком, и просто машиной.
- Ну, Ласточка... Видимо, ласковый хозяин твой был. Да ты глуши свой движок, поговорим, вспомним былое... - Катер попробовал приподняться, но не вышло. Кусок борта треснул и провалился внутрь. Противный, неживой звук. Ласточке он не понравился. Нет, надо уезжать, если она останется около Енисея, то так и сгниет в его унылой компании. Нет, нет. Ласточка создана, чтобы лететь, мчаться, ехать, двигаться! Шторм подарил ей толику жизни. Каплю старости.
- Знаешь, Енисей, у меня дела. Мне пора. - сказала Ласточка.
Катер охнул и застыл. Из-под него вышмыгнула толстая мышь. Ласточка, превозмогая ржавое оцепенение, побрела дальше по кромке берега. Из ее погнутой выхлопной трубы ничего не дымило. Ее топливо не дымит. Спидометр удивленно поднял стрелку, которая раньше была красной, на цифру 5.
Хозяин... Он был профессором-физиком. Свой портфель он ставил на заднее сиденье. Детей и жены у него не было. Он был немолод, быстро ездить не любил, слушался дорожных знаков. А Ласточке так хотелось погонять, похвастаться, с визгом тормозить, войти в наклоне в вираж!
Как-то весной профессор и двое его друзей, тоже ученых, пришли в гараж, сели на Ласточку и поехали за город. Дорога была длинная, Ласточка еще ни разу так далеко не ездила. Мужчины смеялись и шутили, у них в бутылке было что-то темно-красное... Какое-то топливо, наверное, для людей. Профессор и его товарищи по очереди отхлебывали из бутылки и передавали ее друг другу. Как-то странно теперь профессор управлял Ласточкой. То медленнее, то быстрее. "Играет со мной!" - обрадовалась она. "Веселое топливо у людей, почему мне не заливают красное топливо?". Дорога привела к льду огромного озера. Профессор съехал на Ласточке на лед. Проехал метров двести в сторону большого острова. Страшный треск... Один пассажир сам успел выскочить, побежать назад к берегу... Хозяина потом достали водолазы, а еще одного человека так и не нашли. Достался рачкам, значит.
Ласточка поездила всего полгода после завода и осталась лежать на безразличном дне.
За воспоминаниями она доехала до какого-то забора. И тут ей встретился странный... мотоцикл? Автомобиль, мотороллер? Нет, что-то среднее. Два сиденья, как у мотоцикла. Четыре мощных широких колеса, как у маленького трактора. Прямоугольный прищур фар. Иностранец! Новенький совсем, юный. Красивый, сильный.
Она тоже была новой и красивой. Дно забрало у Ласточки все зеркала, кроме одного - бокового слева. О, сейчас она безобразна! Где ж ты, мой хозяин? Я, твоя быстрая яркая Ласточка, снова качусь по земле.
Туристы наставили на берегу палатки. Около них стояли машины. Немцы, американцы, японцы... Ласточка не знала их языков, сказала всем "Здравствуйте". Почти никто на нее не обратил внимание, только детский велосипед, что стоял около автомобиля-японца, тихонько брякнул своим звоночком.
Ласточка улыбнулась. Залаяла где-то недалеко собака. Собаки нравились Ласточке. Они лаяли, а она от них раньше убегала, они пытались догнать ее и фыркали от выхлопа.
Скоро рассвет.
Дома и палатки на берегу кончились, дальше берег был усыпан крупными камнями. Ласточке пришлось ползти по кромке берега. Снова по льду. Она не хотела остановиться на льду и снова утонуть. Только не дно, оно так надоело! Надо было ехать до тех пор, пока не станет удобно выехать на берег. На землю своими колесами.
"Буду ехать, пока не покажется солнце. При свете мое топливо снова станет простой водой, и я остановлюсь". И Ласточку он приучил к порядку. Он поливал ее оранжевый корпус из шланга, протирал до блеска фары. "Лучше видеть будешь!" - говорил он ей. Он считал ее живой, она и была живой машиной. А сейчас...
На берегу к валунам слетались чайки. "Туристы оставили много топлива для них" - догадалась Ласточка. "Эти птицы умеют плавать, ходить, летать, нырять - какие чудные создания, прекрасные, белые, милые!" - Ласточка восхищалась. Чайки суетливо клевали. Ласточкино зеркало уловило какие-то движения в палаточном лагере, что остался позади. Кто-то из людей проснулся.
Хозяин тоже вставал рано, и Ласточку рано будил. Разогревал ее двигатель, пил горький кофе. Друзья подарили ему модные электронные часы, и они хранились в салоне у Ласточки. Часы тоненько пищали раз в час. Потом часы и Ласточка вместе тонули, но потеряли друг друга из виду.
Она наконец нашла место, чтобы съехать на берег. Из-за гор на другом берегу озера показалась каёмочка солнца. Розовая черта. Мотор внутри Ласточки поперхнулся, булькнул и затих...
"Приехала я, - вздохнула покореженная, бурая, ветхая машина. - Как я устала! Хочу вздремнуть, - скрипнула Ласточка. Колеса стояли на земле. Больше ей ничего не хотелось. Она взглянула на лед и уснула.
Солнце ползло вверх. Ржавый кузов замер на пригорке. Две чайки тащили в клювиках по кусочку лаваша. Они присели отдохнуть на крышу машины и деловито переговаривались. Птичьи лапки почувствовали от хрупкого металла тепло.
Ласточка видела высоко над собой вмороженные в прозрачный лед столбики этих знаков, но не знала, что на них изображено. Уже сорок пять лет она лежала на дне. Раньше Ласточка была оранжевой, она никогда не бывала битой и очень любила взбираться на крутые горки.
Осенью очень рано темнеет. Солнце глядело сквозь чистую воду, проверяло, все ли в порядке на его планете. Потом оно уходило за хребет спать. А Ласточка раньше спала в гараже из кирпича. Сегодня солнышко не послало ей тусклый вечерний привет, зато стремительные серые тучи махали ей пухлыми руками: "Выходи, выходи, у нас сегодня шоу!" Ветер легко гнал их, веселых, черно-серых лохматых гор, ветер перемешивал воду над Ласточкой. Льдинки с поверхности оказывались на глубине и попали в ржавое сердце Ласточки, и от колыханий воды она вздрогнула и стала медленно всплывать.
До берега было далеко. Было совсем темно. Ласточку прибило к уже крепкой льдине у самого берега. Впервые за долгие, мокрые годы Ласточка встала на все четыре ноги.Оглядев себя, она нашла свою каучуковую обувь почти невредимой. Неустанные поколения маленьких рачков не тронули твердую резину. Когда Ласточка сошла с конвейерной колыбели, для таких красоток, как она, делали отличные шины. Был цел и стеклянный лоб, и, вроде, желудок-бак. Ржавая стрелка показывала, что в баке есть бензин! Но нет, не бензин это. Это вода со льдом - подарок шторма."И я, пожалуй, тронусь в путь!" - решила Ласточка.
Она стала легкой, как пушинка. В юности она весила тонну. Но вода, время и рачки забрали у нее почти всю "начинку", раскидали все мелкие детальки, разорвали салон, унесли руль, погнули крышу, помяли крылья. Ласточкино железо стало тонким, как бумага. Но она ехала, снова ехала на своих колесах!
"Молодец, Ласточка!" - шептали, шлепаясь на ее капот мокрые снежинки.
Настала глубокая ночь, когда Ласточка добралась до берега. Далеко мелькали огоньки фар. Как же давно она не видела других автомобилей, не видела дорог, гаражей... В памяти шелохнулось ощущение собственной скорости, когда она летела по асфальту, гордо улыбаясь неуклюжим грузовикам и поддразнивая неповоротливые автобусы.
Сейчас у нее не было фар. Ласточка не могла обозначить, что она жива, едет и видит другие машины и приветствует их. На берегу валялся кто-то ржавый. Тихий ломкий скрежет ржавчины ни с чем не спутать. На дне рядом с ней изо дня в день были ее ржавеющие собратья - в том проливе многие тонули. Кто-то тонул со своим водителем. Но здесь, на берегу, лежал и ржавел не автомобиль.
- Эй... - тихо лязгнула Ласточка.
- Мммм.... - отозвалась груда ржавчины.
- Ты что, тоже выплыл?
- Я? Пожалуй, да. Выплыл... Навсегда...
Это был катер.
- Что ж ты лежишь? - Ласточка рассматривала еще не очень старого, но дырявого от дождей и снега катера. - Тебе плавать положено! Е-Н-И-С-Е-Й. - вслух прочитала Ласточка надпись на провалившемся боку.
- Хозяин умер лет двадцать назад. Горючки не той он попил. Вот и остался я один. Нынешние хозяева дома все хотели в лом сдать меня, да забыли. Все откладывали на потом... А тебя как звать?
- Меня Ласточкой звал хозяин. А его знакомые всяко звали. И Копейкой, и Единичкой, и Жигулёнком, и просто машиной.
- Ну, Ласточка... Видимо, ласковый хозяин твой был. Да ты глуши свой движок, поговорим, вспомним былое... - Катер попробовал приподняться, но не вышло. Кусок борта треснул и провалился внутрь. Противный, неживой звук. Ласточке он не понравился. Нет, надо уезжать, если она останется около Енисея, то так и сгниет в его унылой компании. Нет, нет. Ласточка создана, чтобы лететь, мчаться, ехать, двигаться! Шторм подарил ей толику жизни. Каплю старости.
- Знаешь, Енисей, у меня дела. Мне пора. - сказала Ласточка.
Катер охнул и застыл. Из-под него вышмыгнула толстая мышь. Ласточка, превозмогая ржавое оцепенение, побрела дальше по кромке берега. Из ее погнутой выхлопной трубы ничего не дымило. Ее топливо не дымит. Спидометр удивленно поднял стрелку, которая раньше была красной, на цифру 5.
Хозяин... Он был профессором-физиком. Свой портфель он ставил на заднее сиденье. Детей и жены у него не было. Он был немолод, быстро ездить не любил, слушался дорожных знаков. А Ласточке так хотелось погонять, похвастаться, с визгом тормозить, войти в наклоне в вираж!
Как-то весной профессор и двое его друзей, тоже ученых, пришли в гараж, сели на Ласточку и поехали за город. Дорога была длинная, Ласточка еще ни разу так далеко не ездила. Мужчины смеялись и шутили, у них в бутылке было что-то темно-красное... Какое-то топливо, наверное, для людей. Профессор и его товарищи по очереди отхлебывали из бутылки и передавали ее друг другу. Как-то странно теперь профессор управлял Ласточкой. То медленнее, то быстрее. "Играет со мной!" - обрадовалась она. "Веселое топливо у людей, почему мне не заливают красное топливо?". Дорога привела к льду огромного озера. Профессор съехал на Ласточке на лед. Проехал метров двести в сторону большого острова. Страшный треск... Один пассажир сам успел выскочить, побежать назад к берегу... Хозяина потом достали водолазы, а еще одного человека так и не нашли. Достался рачкам, значит.
Ласточка поездила всего полгода после завода и осталась лежать на безразличном дне.
За воспоминаниями она доехала до какого-то забора. И тут ей встретился странный... мотоцикл? Автомобиль, мотороллер? Нет, что-то среднее. Два сиденья, как у мотоцикла. Четыре мощных широких колеса, как у маленького трактора. Прямоугольный прищур фар. Иностранец! Новенький совсем, юный. Красивый, сильный.
Она тоже была новой и красивой. Дно забрало у Ласточки все зеркала, кроме одного - бокового слева. О, сейчас она безобразна! Где ж ты, мой хозяин? Я, твоя быстрая яркая Ласточка, снова качусь по земле.
Туристы наставили на берегу палатки. Около них стояли машины. Немцы, американцы, японцы... Ласточка не знала их языков, сказала всем "Здравствуйте". Почти никто на нее не обратил внимание, только детский велосипед, что стоял около автомобиля-японца, тихонько брякнул своим звоночком.
Ласточка улыбнулась. Залаяла где-то недалеко собака. Собаки нравились Ласточке. Они лаяли, а она от них раньше убегала, они пытались догнать ее и фыркали от выхлопа.
Скоро рассвет.
Дома и палатки на берегу кончились, дальше берег был усыпан крупными камнями. Ласточке пришлось ползти по кромке берега. Снова по льду. Она не хотела остановиться на льду и снова утонуть. Только не дно, оно так надоело! Надо было ехать до тех пор, пока не станет удобно выехать на берег. На землю своими колесами.
"Буду ехать, пока не покажется солнце. При свете мое топливо снова станет простой водой, и я остановлюсь". И Ласточку он приучил к порядку. Он поливал ее оранжевый корпус из шланга, протирал до блеска фары. "Лучше видеть будешь!" - говорил он ей. Он считал ее живой, она и была живой машиной. А сейчас...
На берегу к валунам слетались чайки. "Туристы оставили много топлива для них" - догадалась Ласточка. "Эти птицы умеют плавать, ходить, летать, нырять - какие чудные создания, прекрасные, белые, милые!" - Ласточка восхищалась. Чайки суетливо клевали. Ласточкино зеркало уловило какие-то движения в палаточном лагере, что остался позади. Кто-то из людей проснулся.
Хозяин тоже вставал рано, и Ласточку рано будил. Разогревал ее двигатель, пил горький кофе. Друзья подарили ему модные электронные часы, и они хранились в салоне у Ласточки. Часы тоненько пищали раз в час. Потом часы и Ласточка вместе тонули, но потеряли друг друга из виду.
Она наконец нашла место, чтобы съехать на берег. Из-за гор на другом берегу озера показалась каёмочка солнца. Розовая черта. Мотор внутри Ласточки поперхнулся, булькнул и затих...
"Приехала я, - вздохнула покореженная, бурая, ветхая машина. - Как я устала! Хочу вздремнуть, - скрипнула Ласточка. Колеса стояли на земле. Больше ей ничего не хотелось. Она взглянула на лед и уснула.
Солнце ползло вверх. Ржавый кузов замер на пригорке. Две чайки тащили в клювиках по кусочку лаваша. Они присели отдохнуть на крышу машины и деловито переговаривались. Птичьи лапки почувствовали от хрупкого металла тепло.